Неточные совпадения
— И неужели, неужели вы из-за того только, чтоб обучить
собаку, все время не
приходили! — воскликнул
с невольным укором Алеша.
— То-то и есть, что не имею свидетелей.
Собака Смердяков не
пришлет с того света вам показание… в пакете. Вам бы все пакетов, довольно и одного. Нет у меня свидетелей… Кроме только разве одного, — задумчиво усмехнулся он.
Около горы Бомыдинза,
с правой стороны Бикина, мы нашли одну пустую удэгейскую юрту. Из осмотра ее Дерсу выяснил, почему люди покинули жилище, — черт мешал им жить и строил разные козни: кто-то умер, кто-то сломал ногу,
приходил тигр и таскал
собак. Мы воспользовались этой юртой и весьма удобно расположились в ней на ночлег.
У Никитских ворот, в доме Боргеста, был трактир, где одна из зал была увешана закрытыми бумагой клетками
с соловьями, и по вечерам и рано утром сюда сходились со всей Москвы любители слушать соловьиное пение. Во многих трактирах были клетки
с певчими птицами, как, например, у А. Павловского на Трубе и в Охотничьем трактире на Неглинной. В этом трактире собирались по воскресеньям,
приходя с Трубной площади, где продавали
собак и птиц, известные московские охотники.
Собака не решалась броситься
с крутого, высокого, снежного берега в речку; я
приходил в отчаяние, но умное животное обежало на мост за полверсты, поймало и принесло мне бекаса, не помяв ни одного пера…
— А ты откуда узнал, что он два
с половиной миллиона чистого капиталу оставил? — перебил черномазый, не удостоивая и в этот раз взглянуть на чиновника. — Ишь ведь! (мигнул он на него князю) и что только им от этого толку, что они прихвостнями тотчас же лезут? А это правда, что вот родитель мой помер, а я из Пскова через месяц чуть не без сапог домой еду. Ни брат подлец, ни мать ни денег, ни уведомления, — ничего не
прислали! Как
собаке! В горячке в Пскове весь месяц пролежал.
— Сейчас же убирайся отсюда, старая дура! Ветошка! Половая тряпка!.. Ваши приюты Магдалины-это хуже, чем тюрьма. Ваши секретари пользуются нами, как
собаки падалью. Ваши отцы, мужья и братья
приходят к нам, и мы заражаем их всякими болезнями… Нарочно!.. А они в свою очередь заражают вас. Ваши надзирательницы живут
с кучерами, дворниками и городовыми, а нас сажают в карцер за то, что мы рассмеемся или пошутим между собою. И вот, если вы приехали сюда, как в театр, то вы должны выслушать правду прямо в лицо.
Собака его сидела в лодке
с опущенной головой и зажатыми глазами, как бы ожидая, что ее очередь показать себя
придет.
Во-первых,
с виду она была так стара, как не бывают никакие
собаки, а во-вторых, отчего же мне,
с первого раза, как я ее увидал, тотчас же
пришло в голову, что эта
собака не может быть такая, как все
собаки; что она —
собака необыкновенная; что в ней непременно должно быть что-то фантастическое, заколдованное; что это, может быть, какой-нибудь Мефистофель в собачьем виде и что судьба ее какими-то таинственными, неведомыми путами соединена
с судьбою ее хозяина.
— Эх, ба-тень-ка! —
с презрением, сухо и недружелюбно сказал Слива несколько минут спустя, когда офицеры расходились по домам. — Дернуло вас разговаривать. Стояли бы и молчали, если уж Бог убил. Теперь вот мне из-за вас в приказе выговор. И на кой мне черт вас в роту
прислали? Нужны вы мне, как
собаке пятая нога. Вам бы сиську сосать, а не…
Видят парни, что дело дрянь выходит: и каменьями-то ему в окна кидали, и ворота дегтем по ночам обмазывали, и
собак цепных отравливали — неймет ничего! Раскаялись.
Пришли с повинной, принесли по три беленьких, да не на того напали.
— Да вы не беспокойтесь, — посоветовал мне однажды конторщик из унтеров, — сами вылечатся. Присохнет, как на
собаке. Я, доложу вам, только одно лекарство употребляю — нашатырь.
Приходит ко мне мужик. «Что тебе?» — «Я, говорит, больной»… Сейчас же ему под нос склянку нашатырного спирту. «Нюхай!» Нюхает… «Нюхай еще… сильнее!..» Нюхает… «Что, легче?» — «Як будто полегшало…» — «Ну, так и ступай
с Богом».
Отправился
с визитом к своему попу. Добрейший Михаил Сидорович, или отец Михаил, — скромнейший человек и запивушка, которого дядя мой, князь Одоленский, скончавшийся в схиме, заставлял когда-то хоронить его борзых
собак и поклоняться золотому тельцу, — уже не живет. Вместо него священствует сын его, отец Иван. Я знал его еще семинаристом, когда он, бывало,
приходил во флигель к покойной матушке Христа славить, а теперь он уж лет десять на месте и бородой по самые глаза зарос — настоящий Атта Троль.
Иногда льдины замыкали реку, спирались, громоздились друг на дружку, треск, грохот наполняли окрестность; и вдруг все снова
приходило в движение, река вдруг очищалась на целую версту; в этих светлых промежутках показывались шалаш или расшива, подхваченные
с боков икрами; страшно перекосившись на сторону, они грозили спихнуть в воду увлеченную вместе
с ними
собаку, которая то металась как угорелая, то садилась на окраину льдины и, поджав хвост, опрокинув назад голову, заливалась отчаянно-протяжным воем.
Я воображал себе это, и тут же мне
приходили на память люди, все знакомые люди, которых медленно сживали со света их близкие и родные, припомнились замученные
собаки, сходившие
с ума, живые воробьи, ощипанные мальчишками догола и брошенные в воду, — и длинный, длинный ряд глухих медлительных страданий, которые я наблюдал в этом городе непрерывно
с самого детства; и мне было непонятно, чем живут эти шестьдесят тысяч жителей, для чего они читают Евангелие, для чего молятся, для чего читают книги и журналы.
Милостыню палачу
с дочерью иногда подавали, не для них, конечно, а Христа ради, но в дом никуда не пускали. Старик
с дочерью не имели приюта и ночевали то где-нибудь под кручею, в глинокопных ямах, то в опустелых сторожевых шалашах на огородах, по долине. Суровую долю их делила тощая
собака, которая
пришла с ними из Орла.
Жмигулина. Теперь ты
с мужем, как кошка
с собакой, так поневоле в его башку-то
придет, что, значит, ты его не любишь, а любишь другого.
— Чу — Марьушина
собака воет, слышишь? Держат пса на цепи не кормя, почитай, это — чтобы пес-от злее был. Видишь, как хорошо ночью на улице-то? Народу совсем никого нету… То-то! Вон — звезда упала. А когда
придет конец миру, они — снегом, звезды-то, посыпятся
с неба. Вот бы дожить да поглядеть…
Ваничка. Нет, какое-с! Он все так прокуратит. Как приехали мы в первый-то день-с, так притворился, что умирает… Меня маменька даже за попом было послала, я
прихожу назад, а дедушка сидит да ест; целую почесть индейку оплел… Я было, Надежда Ивановна, вам уток настрелял, да проклятые
собаки и сожрали их. У нас ведь их никогда не кормят, все, чтоб сами промышляли, — вот они этак и промышляют.
Тот
пришел, посмотрел, пожал плечами и решил, что немой либо бежал, либо утоп вместе
с своей глупой
собакой.
— Помнишь ты, — продолжал Островский, — как я в первый раз
приходил к тебе
с женой, как я кланялся твоим седым волосам, просил у тебя совета?.. А-а! ты это позабыл, а о боге напоминаешь…
Собака ты лукавая, все вы
собаки! — крикнул он почти в исступлении, отмахнувшись от девочки, которая, не понимая, что тут происходит, потянулась к отцу. — Вы — дерево лесное!.. И сторона ваша проклятая, и земля, и небо, и звезды, и…
— У-у, проклятая
собака, — проворчал он и вошел в парадный кабинет. В тусклом стекле шкафа навстречу ему
пришел мутный кавалергард
с блестящей головой. Приблизившись к стеклу, Тугай всмотрелся в него, побледнел, болезненно усмехнулся.
В два часа в дымовом отверстии показалась первая полоска занимавшегося света. Вместе со светом прошел и наш страх. Мы решили выйти из балагана и расследовать дело. Предварительно была выпущена
собака, которая сейчас же
с оглушительным лаем пропала в траве. Она повела нас прямо к ключику. Дело сейчас же разъяснилось. У самого ключика вся трава была смята, —
приходили на водопой олени.
Однажды в деревне ко мне
пришла крестьянская баба
с просьбой навестить ее больную дочь. При входе в избу меня поразил стоявший в ней кислый, невыразимо противный запах, какой бывает в оврагах, куда забрасывают дохлых
собак. На низких «хорах» лежала под полушубком больная, — семнадцатилетняя девушка
с изнуренным, бледным лицом.
Из осмотра следов выяснилось, что тигр
пришел к мертвой
собаке незадолго перед рассветом; обойдя ружья, он остановился
с лицевой стороны и, не видя преграды, потянулся к своей добыче, задел волосяную нить и спустил курок лучка.
Через несколько минут из зарослей поднялся человек. Я сразу узнал в нем ороча. Мы стали переговариваться. Выслушав меня, он сказал, что их лодка находится ниже по течению, что он отправится назад к своему товарищу и вместе
с ним
придет к нам на помощь. Ороч скрылся,
собака тоже побежала за ним, а мы уселись на берегу и
с нетерпением стали отсчитывать минуты.
И
с этими словами он быстро накинул на плечи порыжевшее от времени пальто, надел на голову старый, помятый цилиндр и в сопровождении детей вышел из избушки. Три
собаки поплелись за ними. Они знали, что
пришел час их работы.
— Послушай, Катя, — говорит он негодующим голосом. — Если увидишь Петра Данилыча, то передай ему, что порядочные люди так не делают! Это мерзость! Рекомендует переписчика и не знает, кого он рекомендует! Мальчишка аккуратнейшим образом опаздывает каждый день на два, на три часа. Ну, разве это переписчик? Для меня эти два-три часа дороже, чем для другого два-три года!
Придет он, я его изругаю, как
собаку, денег ему не заплачу и вышвырну вон!
С такими людьми нельзя церемониться!
С мыслью, не
придет ли еще беглец искать у него убежища, он приказал дворчанам своим лечь спать (второпях забыл сказать, чтобы привязали
собаку), а сам отворил калитку
с улицы и оставил незапертыми двери в сенях.
— И то правду сказать, — перебил второй, — кабы мы
с тобой не
пришли на помощь, изъел бы его мальчишка зубами; вишь, и теперь скалит их, будто хочет укусить. На, ешь,
собака!
Мориц сказал мне, что тот, кого я ожидаю,
придет через час и я еще успею у него отдохнуть и хорошенько пообедать, причем обещал дать мне отличный борщ
с уткой «из двенадцати элементов». Такое обилие «элементов» меня удивило; Мориц, чтобы убедить меня, начал было их перечислять, как вдруг был прерван раздавшимся из-под стола неожиданным и злобным рычанием охотничьей
собаки.
И когда
приходил страшный запой, попадья исчезала в темноте своей комнаты, как прячутся
собаки, почувствовавшие начало бешенства, и одиноко и молча выносила борьбу
с безумием и рожденными им призраками.
Фебуфис
с своей стороны подумал: «Я эту
собаку непременно убью», — и затем он
пришел к себе в мастерскую, одновременно чувствуя и бешенство и неотразимую потребность удерживаться, и вдруг он схватил кисти и начал работать.